Больше никакого секса

БОЛЬШЕ! НИКАКОГО! СЕКСА!

Что самое главное в жизни 14-летнего подростка? Конечно же, секс. Точнее мысли о нем. Ну и, как результат этих мыслей, частенько подогретых картинками из журналов, сами понимаете что. Природа постаралась, и все необходимые инструменты расположила, так сказать, под рукой. Для удобства. За что ей большое спасибо, но мы не об этом.

Итак, все происходит в семидесятых годах прошлого века в Советском Союзе, где секса, как тогда считалось, не было. Но зато картинки на эту тему были, хотя тоже не у всех. Преимущественно у избранных — тех, кто ездил заграницу и, не боясь рискнуть, контрабандным путём завозил в страну журналы, фотографии и книжечки соответствующего направления и содержания. Была ещё группа приближённых к избранным. Этим доставался товар, побывавший в употреблении. О виде и запахе его рассказывать не стану, надеясь на память и фантазию читателя.

Поэтому, когда девятнадцатилетний Саша спросил приятеля Лёню, (четырнадцатилетнего оболтуса) не хочет ли тот подглядеть, чем он, Саша, будет заниматься, приведя к себе домой девушку, — ответ был заранее известен.

Немного предыстории для тех, кто эти славные времена не застал или успел их подзабыть.

Жил народ в коммунальных квартирах, куда привести девушку было большой смелостью, если только она уже не стала женой. Но кое-кто почему-то старался привести домой не жену, а девушку свободную или почти свободную от замужества.

Женщины в те годы делились на много различных групп. Но мы рассмотрим всего лишь две — лёгкого поведения (группа Б) и остальные (группа А). Во второй группе находились те, кому родители вбили в голову (и основательно) страх преждевременного решения полового вопроса. Девушке постоянно внушали, что если не убережёшь девственность и с нею — честь (это, видимо, были разные понятия),— то сразу перейдешь в первую группу. Ту самую — легкого поведения.

А это — несмываемый позор! Клеймо на всю жизнь! Стыд! Невозможность достойно выйти замуж и ещё множество ужасов, преследующих падших девушек на их жизненном пути. Но, как выяснилось, некоторых ни уговоры, ни предупреждения, ни родители, ни школа, ни милиция остановить не могли. Сидел в них, видимо, какой-то бес, и было, видимо, им другое предначертано. Я думаю, что они были посланы на землю спасать нас — диких, одиноких и от того порой необузданных мужчин. И, как вы сами понимаете, ценились эти дамы на вес золота. Ведь открыто (как сейчас) они себя нигде не проявляли, а передавались как бы из рук в руки. (Извините за неожиданную аллегорию, я это в хорошем смысле). Ну и перед тем как приступить непосредственно к рассказу — позвольте добавить ещё один штришок.

Представительницы группы Б тоже иногда вели себя странно, как будто каждый раз был для них первым… Хотя попадались среди них и те, кто считал секс просто работой. Они приходили, брали деньги вперед, отрабатывали положенное — и бегом домой.

Были и такие, кто денег не брал. Их в народе называли «честные давалки» (и ничего обидного в этом не было). То есть всё было по-честному: я даю тебе, ты — мне. Так сказать, обоюдное краткосрочное любовное хитросплетение двух организмов в попытке убежать от изнуряющей действительности (и при этом не забеременеть). Тогда мы думали, что это и есть любовь, и только гораздо позже узнали, как это по-настоящему называется.
И такая вот «честная давалка» по договоренности должна была прийти в гости к Саше. А он предложил соседу Лёне побывать на этом «празднике жизни». Исподтишка, конечно. Обидно, но, поскольку выбора не было, то Лёня согласился.

Пришёл он за час до назначенного времени, и они с Сашей стали искать место, где спрятаться. Дело происходило в большой комнате, в огромной коммуналке; окно во двор, первый этаж, два часа дня, родители на работе.

Лезть под диван?.. Глупо. Из под него ничего не увидишь (разве только — услышишь), а увидеть хочется. Но ничего подходящего в комнате больше не стояло, кроме огромного шкафа с одеждой. В среднее отделение можно было влезть, чуть-чуть приоткрыть дверь и как-то насладиться картиной чужой любви, секса или что там у них получится. Саша дал строгий наказ — сидеть тихо. Ни звука. Иначе смерть, причём — на месте!!

—Да какие там звуки! — нервно посмеивался Лёня, пытаясь скрыть нарастающее волнение.

Ровно без пяти минут два он полез в шкаф и приготовился к просмотру.

Саша прибрал, насколько было возможно, комнату, и приготовился к приему гостьи. Та пришла точно, минута в минуту, и они сели на диван, напротив слегка приоткрытой дверцы шкафа. Для создания шумовой завесы включили телевизор. И пока они там, на диване, устраивались, в шкафу осваивался Лёня. Осмотрелся и понял — будет трудно. Среднее отделение шкафа было забито постельным бельем, кроме того, на перекладине висела одежда — какие-то рубашки, платья, брюки, юбки. Все это сильно пахло нафталином. «Видимо раньше в шкафу никто не жил и потому его последних лет двести не проветривали» — мрачно подумал Лёня.

Тем временем, снаружи пара голубков, дружно щебеча, расположилась на диване и рассматривала толстенный семейный альбом с фотографиями. Жанна (пришедшая в гости девушка) хотела точно знать, кто есть кто на каждой фотографии. И её любопытство, как вы сами понимаете, в данной ситуации, следовало удовлетворить. Периодически на плечо девушки ложилась мужская рука, но она её плавным движением стряхивала и возвращала Сашу к просмотру альбома.

Температура в шкафу поднималась, дышать становилось труднее. Нафталин и мельчайшие пылинки от одеял и подушек забивались в рот и нос. Лёне ужасно хотелось чихнуть, кашлянуть, вдохнуть, распахнуть дверцу шкафа, пить, плакать, добраться до сортира, в конце концов. Но ничего этого делать было нельзя, поскольку тогда Саша точно убил бы его за испорченное свидание.

Время шло, точнее — ползло как черепаха, и Лёне уже не хотелось смотреть ни на фотографии, ни на Сашину руку, регулярно сбрасываемую Жанной с плеча. Ему стало казаться, что он подло и бессовестно обманут, а они там про себя хохочут до изнеможения, зная, как Лёня здесь мучается. И никакого секса не будет, и всё это задумано для того, чтобы над ним поиздеваться.

Но события за границами шкафа начали, хоть и медленно, но разворачиваться. Потеряв надежду устроить руку на плече, и в надежде отбить у пытливой Жанны интерес к фотографиям, Саша пошел ва-банк, точнее забрался свободной правой рукой Жанне под юбку, а левой рукой, по-прежнему поддерживал альбом. В голове у Лёни мелькнула призрачная надежда, что сейчас Жанна стукнет Сашу альбомом по голове и, возмутившись, убежит. Но нет! Она, как ни в чём не бывало, продолжала листать альбом, задышав, правда, чуть глубже и делая тазом какие-то новые и необязательные для просмотра фотографий движения.

«Кажется, пошло » — думал Саша, елозя рукой под юбкой. «Не рановато ли я сдаюсь?» — прикидывала Жанна, поглядывая на странное шевеление у Саши в брюках. «Умираю, умираю…», — стонал Лёня, ненавидя себя, а также все юбки и брюки в мире.

Но дело действительно пошло, и вскоре, о радость! — альбом полетел на пол (он занимал их внимание всего какой-то час) и началась следующая стадия: целование, обнимание и, минут этак пятнадцать спустя — раздевание. Но в этой процедуре были свои сложности.

Вернувшись на минутку в шкаф, мы обнаружили бы, что температура внутри уже достигла градусов 40 по Цельсию! Дышать было нечем. Обзор всё время менялся, так как пара голубков в процессе любовных утех перемещалась с одного края огромного дивана на другой.

Несчастный Лёня, пытаясь увеличить приток свежего воздуха и улучшить обзор, постоянно двигался. При этом ему приходилось снимать валившиеся на него сверху вешалки с брюками и платьями. Его собственная одежда, между тем, прилипла к телу, мочевой пузырь был на грани взрыва; при этом казалось, что вот-вот лопнут глаза и польётся именно из них. Ноги затекли, слёзы готовы были хлынуть рекой, и отнюдь не от восторга. Но самым ужасным казалась невозможность отказаться от участия в просмотре, выскочить из шкафа и убежать. То есть, наверное, убежать было можно, но, во-первых, это значило прервать находящийся в разгаре второй акт драмы «Любовь на диване». Во вторых, разъяренный Саша догонит его, изобьёт… и, кстати, будет прав. А уж представить себе, что сделают с ним мальчишки во дворе за такой фортель, невозможно даже в самом страшном сне. «Сиди дружок и помалкивай, в другой раз не будешь подсматривать»,— звучал в бедной Лёниной голове настойчивый голос. Видимо, с небес.

Тем временем возбуждение, по беспроволочному телеграфу передающееся из комнаты в шкаф, заставляло несчастного следить за тем, что происходило на диване. И небольшим утешением его замученному организму была спасительная мысль: скоро–всё–кончится!!!

А на диване обезумевшая от страсти пара раскачивалась в плотных объятиях друг друга. Саша пытался раздеть Жанну, а она, в свою очередь, старалась помешать ему. «Может, не для того она пришла или — не на такую напал!!!», — такая мысль озарила угасающее сознание скрючившегося в шкафу мученика.
Раздевание происходило медленно. Саша одной рукой пытался снять колготки (лето, жара, зачем колготки-то надела?!!) и почти до колен их стянув, тигром бросался к верхней половине тела возлюбленной, пытаясь стащить с неё свитерок и лифчик. Жанна же, пользуясь тем, что нападение на нижнюю часть тела временно ослабевало, пыталась подтянуть колготки и восстановить статус-кво. (Зачем — понятно только ей). Минут за тридцать её удалось все-таки раздеть, хотя сражение шло нешуточное. А в шкафу, тем временем, начало дымиться тело возгорающегося от трения Лёни.

И вот, наконец, процесс пошел по-настоящему. Все снятые шмотки были отброшены подальше от дивана, поскольку пару раз девушке удавалось до них дотянуться, что сильно замедляло процесс раздевания. Лежа на диване абсолютно голой, Жанна, видимо, начала догадываться, зачем её позвали, — но при этом, собрав остаток сил, мешала раздеваться Саше. А он старался неистово, видимо, было ему уже невтерпеж. Два часа фотографий, борьбы и уговоров сделали свое дело! Постепенно Жанна сдавалась, и Саше удалось снять с себя почти все. Остались носки, но до них ли теперь….

«Неужели дожил!» — тихо стонал Леня. «Я сейчас лопну от напряжения» — проносилось в голове Саши. «Ну, теперь, пожалуй, можно» — решила Жанна, и вдруг ожила, начала подпрыгивать чуть ли не до потолка, вопить дурным голосом, и вообще вести себя так, как приличные девушки себя не ведут. Орал телевизор, кричала Жанна, стонал Саша. Но в шкафу уже ничего не чувствовали и не видели. Все это длилось минут десять–пятнадцать. Но это здесь — на воле, на диване…

В шкафу время шло по-другому. Там пролетела и, в общем, закончилась, бесславно вся Лёнина жизнь. А ведь мог бы он стать пожарником, космонавтом или, в крайнем случае, дирижёром известного симфонического оркестра. Но, видимо, уже никем не станет…

И когда довольный содеянным Саша распахнул дверцу шкафа, глазам его предстала картина, которую, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Как он ржал, именно ржал, а не смеялся! Он падал на пол, и корчился от смеха. И долго еще после описанных событий частенько подходил к шкафу, чтобы освежить в памяти увиденную картину.

Там, в старинном бабушкином шкафу, на дне, практически без сознания, скрученное в невозможной позе, насквозь мокрое, в перьях от подушек, навеки пропахшее навталином, заваленное брюками и платьями лежало то, что ещё какие-то два часа тому назад было живым и весёлым человеком — семиклассником Лёней.

В открытую дверцу шкафа ворвался свежий воздух, охлаждая и возвращая к жизни измученное, тело. Душа, которая едва не покинула его, медленно возвращалась в свои пенаты, постепенно заполняя все уголки родного естества от пяток до макушки.

Затем тело, едва придя в себя, выпало из шкафа, и, отказавшись от Сашиной помощи, встало на четвереньки и медленно стало продвигаться к двери. Там, задержалось на секунду, то ли пытаясь осознать произошедшее, то ли просто переводя дух, и как бы самому себе, не для публики шепнуло:

— Больше! Никакого! Секса!!!